#ClassicalSalon #AvantgardeSalon
Предыдущие выпуски авангардного цикла рубрики «Классика по воскресеньям» можно найти по ссылке #AvantgardeSalon@rock_music_on.
С самого начала XX столетия город запел свою «симфонию». Пугающе быстро отдельные негромкие гудки превращались в пронзительный вой сирен, робкие шорохи переходили в агрессивное механическое лязганье, а воздух густел, наполняясь жгучей гарью и давящим гулом. Каждый день, набирая обороты, город заставлял все больше людей преклониться перед своей мощью. Новое индустриально-техническое время требовало другого искусства – абсолютно не похожего на все то, что было прежде. Сегодняшний выпуск мы целиком посвятим авангардным музыкальным течениям, явившимся данью бескомпромиссному прогрессу. Прогрессу, подобному разгоняющемуся поезду, остановить или даже чуть-чуть замедлить ход которого невозможно.
«От “музыки машин” к “машинной музыке”» - таков путь, пройденный музыкальным искусством рука об руку с технологией. Встретились эти два персонажа у истока прошлого века, когда некоторые прогрессивные композиторы загорелись идеей запечатлеть в своих произведениях звуки фабрик и заводов, ритмы и скорости автомобилей, поездов, аэропланов. Новые направления назвали УРБАНИЗМОМ и КОНСТРУКТИВИЗМОМ, а поскольку всё футуристическое шло главным образом из Италии и России, то и пионерами свежих течений смогли похвастаться именно эти страны. «Восхвалить Машину и триумф Электричества» - таково было стремление итальянцев Франческо Балиллы Прателлы и Луиджи Руссоло. Решив, что классический оркестр уже давно не способен воплотить замыслы современного художника и удивить современного слушателя, они провозгласили торжество Шума и вместе с Филиппо Томмазо Маринетти (писателем, поэтом, основателем футуризма и, кстати говоря, одним из изобретателей фашизма) подписали страстный манифест футуристов. «Мужество, отвага и бунт будут основными чертами нашей поэзии!» «Никакое произведение, лишенное агрессивного характера, не может быть шедевром!» В подобном настроении были выдержаны все постулаты. Это был яростный вызов всему культурному наследию человечества, всем законам и традициям! Среди личных идей Маринетти были и весьма сомнительные, вроде разрушения музеев, библиотек, учебных заведений, воспитания презрения к женщине и восхваление войны – «единственной гигиены мира». В последнем из перечисленного - суть знаменитого произведения Прателлы - трех танцев: «Ожидание», «Сражение» и «Победа» под общим названием «La Guerra» - «Война».
Дальше всех в создании «теоретической базы» нового радикального искусства шагнул обладающий пытливым умом художник-футурист Луиджи Руссоло. Его манифестом - удивительным документом, позже изданным под заголовком «Искусство шумов» - стало письмо Прателле, концертом которого совсем еще молодой Руссоло был поражен до глубины души. Этот текст не похож на громкие агрессивные речи других итальянских новаторов – он последователен, логичен и абсолютно осмыслен. Главная мысль его в том, что музыкальное искусство, зародившись в Древней Греции, развиваясь и усложняясь долгие столетия, все ближе подводило нас к Шуму. Шум может быть изящен, изыскан, приятен слуху, как, например, раскат грома, шорох листьев, рёв водопада, дыхание ночного города, а главное – его тембр бесконечно разнообразен, чего не скажешь о классическом оркестре, где присутствуют лишь струнные, ударные, деревянные и медные духовые. В технологический век, когда постоянно изобретается что-то новое, а вместе с тем - новые ритмы и характеры звучания, художник-футурист имеет перед собой бескрайнее поле возможностей!
Итак, «будучи более смелым, чем профессиональный музыкант и беззаботный от собственной очевидной некомпетентности», Луиджи Руссоло действительно оказался «в состоянии начать обновление музыки». Предложив теорию, он тут же принялся за ее воплощение, вместе с братом Антонио сконструировав «Intonarumori» («Шумовые звучания») – массивный прибор, похожий на ящики, цилиндры и конусы, издающий исключительно вой, шипение, гудки и прочие звуки подобного рода. Пару композиций для своего изобретения Руссоло сумели зафиксировать на пленке. Одна из них - «Serenata», в которой проникновенную оркестровую музыку, издаваемую то ли радио, то ли патефоном, периодически затмевает громкий настойчивый гул «Интонарумори». Нам кажется: ничего особенного, - а по тогдашним меркам это была революция! Тем не менее, серию европейских концертов Руссоло с их «адской» машиной никак не назовешь триумфальной. Затем к власти в Италии пришел Муссолини, и художник, на дух не переносивший фашизм, вынужден был уехать в Париж. Там он давал редкие концерты, проектировал новые инструменты, но быстро разочаровался в своей музыке, решив, что «в мире и так слишком много шума, чтобы плодить его искусственно». Однако спустя много десятилетий об итальянском эксперименте вспомнили англичане «Throbbing Gristle» - основоположники музыки «индастриал». Известно, что лидер нью-йоркской нойз-рок группы «Sonic Youth» Терстон Мур отзывался о Руссоло как о «человеке, без которого нас всех бы не было».
Большую роль в развитии электронной музыки в целом и индастриала в частности сыграли советские композиторы. Одно из лучших сочинений Александра Мосолова - произведение в урбанистическом стиле - симфонический эпизод «Завод. Музыка машин». В период увлечения конструктивизмом, отказывающимся от эмоциональности и приветствующим механическое движение с резкими диссонирующими гармониями, Сергей Прокофьев создал шедевральный балет «Стальной скок» с эпизодом «Фабрика», во время которого актеры гремели огромными молотами, а сцена приходила в движение: вращались колеса, скрежетали клапаны, поднимались и опускались блоки, а на декорациях играли световые рекламы…
По жесткости и бескомпромиссности взглядов наиболее близко к итальянским футуристам подошел Арсений Авраамов. Он был уверен, что Иоганн Себастьян Бах – «величайший преступник перед лицом истории, затормозивший на два века логическую эволюцию звукосозерцания, искалечивший слух миллионам людей, - величайший эгоист, принесший в жертву будущее искусства настоящему своего творчества». Задавшись целью любой ценой реформировать музыкальный строй, Авраамов даже подавал наверх на рассмотрение проект о сожжении всех роялей как символов баховской равномерной темперации (деления октавы на 12 равных полутонов), столь им ненавидимой.
Мечта конструктивистской мысли – «Симфония гудков» Авраамова. Реализовать грандиознейший замысел за всю историю получилось всего дважды, ведь «спеть» «Интернационал» и «Марсельезу» должны были заводские и корабельные гудки, городские сирены, колокола, пушки, пулеметы и даже боевая авиация!
Тем временем во Франции под эгидой скандально известного в музыкальных кругах Эрика Сати и писателя Жана Кокто образовалось дружеское объединение молодых и талантливых композиторов, названное «Шестёркой» по аналогии с «Могучей кучкой», известной во Франции как «Русская пятерка». Среди намерений участников «Шестёрки», как и «кучкистов» полувеком ранее, было отстаивание национальной специфики музыкального языка против иностранных влияний. Поэтому и к индустриальной теме они подошли со свойственной французам утонченностью. Симфонический фрагмент «Пасифик 231» Онеггера изображает бег мощного паровоза, а фортепианные «Прогулки» Пуленка характеризуют буквального каждый из современных ему видов транспорта. Наиболее оригинален оказался Дариюс Мийо, сочинивший вокальный цикл «Сельскохозяйственные машины» на текст каталога фермерской техники, содержащего фразы, вроде «благодаря новейшим технологическим усовершенствованиям, газонокосилки стали надежнее и практичнее». Экстравагантную идею «воспеть красоту этих элегантных металлических насекомых» подал Мийо пользующийся у него огромным авторитетом Эрик Сати.
Сам Сати тогда увлекался очередным своим изобретением – «меблировочной музыкой» - заправляемым человеческой скукой «конвейером, штампующим ритмичные звуки для повседневной жизни». Такая музыка «должна была служить фоном для сопровождения быта, покупок в магазине, приёма гостей, еды в ресторане и всех прочих повседневных занятий». Названия у «меблировочных» пьес были соответствующие: «Обои в кабинете префекта», «Железный коврик для приёма гостей», «Занавеска без окна». Премьера изобретения состоялась в антракте одной театральной пьесы. «Специальное замечание в программке предупреждало публику о том, что придавать значение музыкальным ритурнелям, которые будут исполняться в антрактах, следует не больше, чем люстрам или стульям на галёрке, - вспоминал Мийо спустя тридцать лет. - Однако, несмотря на наше предупреждение, едва только зазвучала музыка, публика устремилась обратно к своим креслам. Напрасно Сати кричал им: “Да разговаривайте же! Гуляйте! Не слушайте!” Они слушали, они молчали. Всё было испорчено!…»
Дальше «меблировочная музыка» продолжала существование только благодаря упорству своего создателя: публика принимала ее холодно, заказов почти не было. Подумайте только: сейчас в автобусах, магазинах, гостиницах нас постоянно сопровождает музыкальный фон. Есть даже специальное направление – музыка «лаунж», звучащая в холлах и лифтах. Насколько же прозорлив оказался Сати, настолько точно угадав, что будет востребовано спустя сто лет!
Единственное «меблировочное» произведение, заслужившее хоть какое-то одобрение при жизни композитора, - «Cinéma» для немого кинофильма «Антракт» начинающего режиссера Рене Клера. «Меблировочные» принципы пришлись здесь как нельзя кстати: пьеса состоит из отдельных отрезков, каждый из которых можно повторить столько раз, сколько необходимо для сопровождения определенной сцены. Во многом благодаря музыке, фильм Клера имел большой успех, сделал ему имя в кругах французского авангарда и вошел в золотой фонд киноклассики XX века. Затем на полвека «меблировочное» искусство было забыто, и только в конце 50-х американский авангардист Джон Кейдж заново открыл его, а вместе с ним – дорогу новому направлению МИНИМАЛИЗМ, по которой пошли знакомые нам по прошлым «авангардным» выпускам Стив Райх, Терри Райли и многие другие.
#classical #avantgarde #experimental #industrial #electronic
